Просмотров 98

Отличие биографии от жития в первую очередь в том, что она является чисто светским сочинением и не претендует на статус морального и канонического образца (хотя бывают случаи написания биографий святых, канонизированных Церковью, но в этих биографиях описывается не их путь к святости, а их светская деятельность). Что же касается жизнеописаний Плутарха, то они интересны и важны для понимания истоков биографии именно как философского жанра. С. С. Аверинцев, исследуя поэтику биографий, написанных Плутархом, показал их производность от античной философской традиции: эта «идущая от греческой традиции непринужденных и неторопливых философских бесед <…> композиция и словесная ткань плутарховских биографий основана прежде всего па принципе свободного ассоциативного сцепления тематических разделов; между тем этот принцип искони был достоянием диатрибы (и тем более диалога). В основе стиля Плутарха лежит интонация доверительной и раскованной беседы автора с читателем. Ключевым моментом, гарантирующим внутреннее единство каждой из биографий и всего сборника в целом, вопреки их стилистической пестроте, является неутомимо поддерживаемая иллюзия живого голоса, зримого жеста и как бы непосредственного присутствия рассказчика» [1, с. 250]. Тем самым исторический и одновременно экзистенциальный исток философской биографии – это диалог как «глубинное общение» (Г. Батищев).

Известный историк философии Э. Ю. Соловьев в статье о специфике философской биографии сформулировал главную цель и экзистенциальную ценность биографического «глубинного общения» следующим образом: «Мы сталкиваемся в нем со свободой и решительностью суждений, которые сплошь и рядом значительно превосходят наши собственные. Это имеет два любопытных следствия: во-первых, углубляется наше актуальное самосознание (мы становимся гораздо более современными людьми, чем были до обращения к прошлому); во-вторых, в отдаленных подобиях социальных и политических режимов (подобиях, пригодных лишь для аллегорической литературной игры) неожиданно проступают реальные и глубокие изоморфизмы. Они относятся не к условиям нашего существования как материально заинтересованных индивидов, принадлежащих к совершенно конкретным (и даже исторически уникальным) социально-экономическим группам, а к ситуации нашего личностного бытия» [12, с. 14]. Парадокс здесь состоит в том, что «мы становимся гораздо более современными людьми» только в соотнесенности с культурной традицией в ее личностных образцах. Источником нашего личностного роста становится не сама биография как простоя совокупность событий, но именно эта «свобода и решительность суждений» ее персонажа в условиях, типологически схожих с нашими.

Стоит обратиться и к той базовой типологии биографий, которую сформулировал Μ. Л. Гаспаров на примере известной книги Светония «Жизнь двенадцати цезарей». Он отмечает следующее: «Тацит хотел устрашить читателя, показав ему роковую неизбежность вырождения императорского Рима; Плутарх хотел утешить читателя, предложив ему нравственные образцы, которых следовало держаться и которых следовало избегать. Оба стремились заглянуть в душу своим героям и выявить за индивидуальными особенностями общечеловеческие свойства, одинаково присущие прошлому, настоящему и будущему. Для них история продолжает жить в современности <…> Светонию это чувство неизвестно. Современность для него уже пришла к решению всех вопросов, волновавших прошлое, истина достигнута <…> он смотрит лишь на внешнюю сторону событий, ищет в них черты как можно более индивидуальные, неповторимые, необычные, яркие; своеобразие в мелочах интереснее для него, чем сходство в целом; иначе говоря, он стремится не к поучительности, а к занимательности» [3, с. 229–230].

09 Дек 2019 в 11:12. В рубриках: Социум. Автор: admin_lgaki

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.

Ваш отзыв