Все это по меньшей мере вызывает недоумение. Как же так, неужели этика, древнейшая из наук, с богатейшим философско-теоретическим опытом двух с половиной тысячелетий существования, так и не смогла определиться с представлением об основном предмете и «концептуальном аппарате» своего исследования?! Как ни печально констатировать, но очевидный разнобой в существующих представлениях о морали свидетельствует, что дело обстоит именно так. И причину столь тотальной разочарованности в теоретическом опыте изучения морали, на наш взгляд, следует искать в неадекватности научных представлений как о самом предмете исследования, так и об исходных посылках (способах, инструментах) его репрезентации в сознании. Поэтому теорию морали, по сути дела, приходится выстраивать заново.

Однако прежде необходимо трезво оценить те исходные теоретико-мировоззренческие постулаты, которые искажают современные представления о человеке и подобно «призракам» Ф. Бэкона препятствуют адекватному пониманию сущности морали. По нашему мнению, такими «призраками-идолами» являются доминирующие в обыденном сознании идеологические установки, которые были сформулированы еще в период формирования нововременной Картины мира, но которые до сих пор еще в массовом порядке тиражируются школьной философией, сковывают парадигмальными рамками сознание исследователей и подобно кривому зеркалу инструментально вмешиваются в процесс этической рефлексии, искажая их мышление. К ним по праву следует отнести, во-первых, краеугольный камень европейской системы ценностей – мировоззренческий принцип антропоцентризма, неизбежно ограничивающий горизонт морали сознанием субъекта и ведущий в тупики персонализма, индивидуализма, воинствующего эгоистического солипсизма и т. п. [4], а во-вторых, профессиональный панрационализм, возводящий этику в разряд так называемой «первой философии» и высокомерно полагающий, что вопросы морали решаются исключительно рационально осознанным путем (в практическом плане – путем расчетливо-эгоистической калькуляции). Например, в состоявшейся дискуссии О. П. Зубец, вслед за А. А. Гусейновым, категорически настаивает на том, что «Философия с самого начала была этикой», утверждая: «…моя идея заключается в том, что ни этика не может не быть философской, ни первая философия не может не быть не этической» [10]. В ее интерпретации мораль есть форма самоопределения, исключительный способ проявления субъектности: «Мораль – это то, как вы относитесь к самому себе. Это ваше отношение с самим собой…» [Там же]. Ей вторит Р. Г. Апресян: «Субъект поступка ответственен только перед самим собой…» [Там же], а «Мораль философов – это абстракция, представляющая собой результат ряда теоретических обобщений» [Там же].

С сожалением следует признать, что Р. Г. Апресян и О. П. Зубец в своих утверждениях не одиноки и репрезентируют взгляды значительной части тех исследователей, которые придерживаются концептов субъективизма и рационализма в истолковании морали, невзирая на противоречащие их выводам факты непосредственного морального опыта. Доминирование антропоцентризма и панрационализма в этической теории приводит к отождествлению морали с любым человеческим поступком, а стало быть, к растворению морали во всем многообразии форм и видов индивидуальной человеческой жизнедеятельности. Это неоправданно чрезмерно расширяет сферу морали и, по признанию А. В. Разина, делает ее «во многом неопределенной», да и «методы этического исследования», как он полагает, «также не выглядят определенными» [13, с. 8], что, в свою очередь, делает весьма затруднительным определение как предмета этики и самой морали, так и способов ее изучения. В этих условиях естественно стремление исследователей к преодолению субъективизма (вплоть до патологического отчаяния неспособного к самостоятельному выбору «одномерного одинокого человека») и «гносеологизма» в этике. Многие из них с оглядкой относятся к акцентированию индивидуалистического рационализма в морали, поскольку понимают, что рациональное познание хотя и занимает важное место в жизни людей, но заполняет собой не все антропологическое пространство. Люди действуют так или иначе не столько потому, что знают, как поступать, а потому, что хотят поступать именно так, как им нравится, порою даже вопреки тому, что они знают, ибо слова биологически нейтральны и всевозможные рассуждения о должном сами по себе не могут сдвинуть человека с места. Non potes facere me vis – нельзя заставить желать. Об этом же говорил Аристотель, когда указывал, что от нравственного поступка нравственно вменяемые люди получают удовольствие, а от безнравственного – мучаются.

09 Дек 2019 в 11:16. В рубриках: Социум. Автор: admin_lgaki

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.