Но что же в таком случае означает или выражает «абсолютное» ценностное суждение? Опыт исследования подобного рода суждений, как известно, был специально и обстоятельно предпринят И. Кантом в его «Критике способности суждения», в которой он, во-первых, обосновывает мысль о том, что «объективная целесообразность бывает или внешней, т. е. полезностью, или внутренней, т. е. совершенством предмета» [4, c. 230], а во вторых, указывает на то, что кроме объективной есть еще и субъективная целесообразность, суждение о которой «имеет своей основой только форму целесообразности предмета (или способа представления о нем)» [Там же, c. 223] безотносительно к какой бы то ни было цели и не перестает при этом быть и фактическим, и осмысленным. С этой точки зрения аргументация Л. Витгенштейна по поводу абсурдности «абсолютного» ценностного суждения выглядит опрометчиво поверхностной и недостаточно продуманной.

Кроме того, теоретическая ошибка Л. Витгенштейна, на наш взгляд, состоит в том, что он не различает два принципиально различных ценностных смысла понятий «добра» и «зла» – изначально утилитарного (функционального, практического, эгоистического, добра как богатства, личного блага) и производного нравственного (гуманистического, чужого, всеобщего блага). Ему невдомек, что к человеку можно относиться не только как к средству по логике внешней фактической целесообразности (хороший пианист), но и как к цели, по логике внутренней (хороший человек) и субъективной (прекрасный человек) целесообразности. Напомним, что у греков подобное совпадение добра и красоты понималось как объективно существующее и называлось калокагатией. В данном случае суждением нравственного рассудка «хороший человек» устанавливается (или определяется) ценность собственно человеческой способности индивида быть человеком, т. е. относиться к другим «по-человечески»; оценивается его способность к самопожертвованию, умение уважать чужие интересы и заботиться о них как о своих собственных. С этим трудно спорить. Однако вопрос здесь в том, как мы определяем эту способность, а еще сложнее вопрос о том, как, какими средствами мы оцениваем эту способность быть человеком.

Умение двигаться «по-человечески» означает не что иное, как умение двигаться по законам чуждых организму человека вещей, в том числе и по законам чужого человеческого тела, нравственное умение «жить» чужими интересами, любить и стремиться к удовлетворению их. А это, как мы уже установили ранее, можно сделать только с помощью нравственных чувств. Именно «чувства или ощущения становятся у человека особым средством (инструментом) переживания ценности» [9, с. 62]. Поэтому одно из возможных решений парадокса этических суждений состоит в том, чтобы признать, что категории этики не представляют собой определения внешних предметов или обстоятельств жизни, а являются названиями нравственных чувств, наших собственных эмоционально-оценочных состояний по поводу типических объективных нравственных ситуаций, т. е. поступков своих и поступков других людей. Нравственное добро, зло, справедливость бессмысленно искать где-то вне человека – это сформированные под давлением культуры и общества его личные переживания чужих (общественных) интересов: нравственное добро – это радость при созерцании чужого благополучия (удовлетворения общественного интереса), а нравственное чувство зла – это страдание при виде чужой беды. Отсюда суждение «хороший (плохой) человек» означает чувство удовольствия (неудовольствия) от нравственной оценки индивида как соблюдающего (или попирающего) нравственные требования (общественный интерес).

16 Июн 2020 в 10:14. В рубриках: Социум. Автор: admin_lgaki

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.