Просмотров 336
При всей многогранности оперного репертуара, затрагивающего разные эпохи и стили, певцу всё же ближе русская музыка. Какой размах стихийной силы нёс в зал его Варлаам в песне «Как во городе было во Казани» из оперы «Борис Годунов» М. Мусоргского, и сколько подлинного отчаяния, нежного чувства к Ярославне было в арии Игоря из оперы «Князь Игорь» А. Бородина! В шедевре А. Бородина он создал три абсолютно полярных образа. Кончак представал радушным хозяином и другом, при этом оставаясь доблестным воином (и всё это певец раскрывал в пределах одной арии), а князь Галицкий — распутным гулякой. Природный артистизм, прекрасный вкус, диктующий чувство меры и спасающий артиста от эмоционального «перехлёста», помогли представить благородного генерала Гремина в арии «Любви все возрасты покорны» из «Пиковой дамы» П. Чайковского, где он очаровывал плавностью звуковедения, во всём величии раскрыть образ Кутузова в его арии «Величавая матушка Москва» из оперы «Война и мир» С. Прокофьева.
Имея квалификацию оперного певца и камерного исполнителя, В. Самарцев и в области камерной музыки создавал оригинальные исполнительские решения. Казалось бы, ничего мудрёного нет в песне Ф. Шуберта «К музыке», и он не выдумывал ничего особенного — просто дарил её публике, любуясь красотой музыки и стиха. Искренность высказывания, естественность фразировки отличали его проникновенное исполнение романсов «Я вас любил» А. Даргомыжского, «Я встретил вас» Л. Малашкина, песен М. Глинки «Гуде вітер» и «Не щебечи, соловейко» в сопровождении концертмейстера Л. Пономарёвой.
Учитывая многообразие содержания, спектра эмоций, хочется отметить, что певцу наиболее удавались психологически сложные, насыщенные философскими мыслями сочинения трагического содержания. И он находил их в творчестве М. Мусоргского, С. Рахманинова, Д. Шостаковича. Какая сила драматизма была заключена в его пении романса «Отрывок из Мюссе» и в арии Алеко из одноименной оперы С. Рахманинова! И каким разным являлся в его прочтении Д. Шостакович! В вокальном цикле на стихи Е. Долматовского он представал тонким лириком, а в цикле на сонеты Микеланджело и в Четырнадцатой симфонии — величайшим трагиком. Причём сложный музыкальный язык великого мастера XX века был настолько естественен для певца, что у слушателя даже не возникало мысли о том, что это непонятно. Публика внимала каждому звуку голоса, доносившего мысли о вечном, о смысле бытия. Те, у кого был явный разлад с собственной совестью, откровенно поёживались, чувствовали себя не очень комфортно, когда со сцены в его пении открывалась ошеломляющая правда. А те, кому пришлось многое пережить, чтобы не потерять лика человеческого, находили для себя точку опоры.
03 Дек 2015 в 09:45. В рубриках: Культура: люди и судьбы. Автор: admin_lgakiВы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.