Антифашистская реминисценция Йорга Иммендорфа также ограничена пространством комнаты, но коричневую чуму здесь олицетворяет не символический бык, но Адольф Гитлер собственной персоной. В то время как композиция Пикассо выстроена в пространственных отношениях «потолок – пол»,  у Иммендорфа все буквально сыпется с потолка – вульгарные женщины, мрачные скрытные фигуры, демонические существа, обломки интерьерного антуража – только фюрер, как опорный столп, пристально наблюдает за окружающим безумием.

Приведенное сравнение показывает общую тенденцию: для модерниста предпочтительны образная определенность и синтез, а постмодернист стремится к неопределенности и деконструкции. И если у Пикассо каждый персонаж обособлен, крайне драматичен и имеет символический контекст, то постмодернистское «Кафе Германия» целокупно демонстрирует атмосферу буйного сумасшествия. Пикассо выражается на языке символов, а Иммендорф – за счет повышенной экспрессии художественного образа.

Цитирование или заимствование пластической формы в качестве полуфабриката для произведения постмодернистского толка неизбежно ведет к иронии и даже карикатурности при визуальном прочтении. Это обусловлено тем, что форма оказывается вырванной из первоначального контекста и искусственно адаптируется к новой концепции.

На наш взгляд, художник-постмодернист, обращаясь к иронии в образном строе, преднамеренно или несознательно пытается абстрагироваться от упадничества и трагизма в современном мироустройстве. А. Блок в статье «Ирония» пишет: «Перед лицом проклятой иронии – все равно для них: добро и зло, ясное небо и вонючая яма, Беатриче Данте и Недотыкомка Сологуба. Все смешано, как в кабаке и мгле. Винная истина … явлена миру, все – едино, единое – есть мир; я пьян… захочу – приму мир весь целиком, упаду на колени перед Недотыкомкой, соблазню Беатриче; барахтаясь в канаве, буду полагать, что парю в небесах; захочу – не приму мира: докажу, что Беатриче и Недотыкомка одно и то же. Так мне угодно, ибо я пьян. А с пьяного человека – что спрашивается? Пьян иронией, смехом, как водкой; так же все обезличено, все обесчещено, все – все равно» [4]. Сама суть такой иронии – защитная реакция на абсурдность действительности.

Одним из наиболее выразительных проявлений иронии в современном искусстве, на наш взгляд, является скульптура британского гиперреалиста Рона Маека «Женщина с хворостом» (рис. 7). Это резкая пародия на композицию «Крестьянки с хворостом» (рис. 8) Франсуа Милле – представителя барбизонской школы живописи. На полотне Милле запечатлен депрессивный мотив изнурительного труда в условиях деревенского быта конца XIX века. Намерения живописца серьезны в его попытке вызвать у зрителя сострадание и скорбь. Мрачный колористический строй и тяжеловесность композиционных масс делают образы монументальными и значительными – художник подчеркивает духовную стойкость своих персонажей. Однако скульптура Маека – язвительная насмешка: эта женщина, неприкрыто нагая и с несколько злой вызывающей улыбкой, неуклюже пытается удержать равновесие под охапкой грубых веток. На лице – ни драматизма, ни смирения, но очевиден вызов. В какую странную игру она вовлечена? Если концепция Милле вполне однозначна, то вариация Маека неконкретна и наталкивает на размышления. И в этом, на наш взгляд, весь постмодернизм – он может быть вульгарным и провокационным, но он заставляет зрителя самостоятельно «домыслить» идею проекта. Скульптор осуществил подмену идейно-содержательного замысла, иронизируя над морально-этическими ценностями современного общества и провоцируя зрителя на интеллектуальное сотрудничество.

01 Дек 2015 в 15:38. В рубриках: Generation P. Автор: admin_lgaki

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.