Несомненно, эта концепция противостоит логической с традиционным подходом к языку, который ставил знак равенства между этапами, между логическими и речемыслительными операциями. Слово и понятие воспринимались изоморфно. Основные идеи, заложенные В. Гумбольдтом, русскими славянофилами о соотношении языка и мышления, духовной функции слова развивал советский лингвист А. А. Потебня. Ученый теоретически полностью развенчал концепцию формально-логического подхода к языку, при котором логическая структура оказывалась как бы неизменной, и конечно же, ограничивала эвристические возможности лингвистики [33; 47; 27].

Сущностным признаком речевой деятельности является диалектическое взаимодействие целого и части. «Я» только с одной стороны предопределяет речевую деятельность, ибо речемысль «Я» детерминирована социумом, культурой, языком, этносом. В этой связи взаимодействие субъекта и реальности (S и R) имеет не двухчленную, а трехчленную модель. Функционирование языка в историческом плане предстает как корреляция конкретного и абстрактного, части и целого. Соотношение их носит исторический характер. Культура в ее разных видах и формах будет соответствовать ему [12, с. 96]. Содержание языковых концептов исторически будет меняться с точки зрения речемыслительной деятельности, от первосмысла до символа, являющийся итогом развития слова. Но изменение языковых концептов происходит и в функциональной синхронии. Так, система темпоральности в древнерусском языке исторически и функционально связана с изменением S и R, от динамики S в пространстве к статике S мысли при первоначальном совпадении, а затем четком их разделении [36, с. 92]. Одновременно, по наблюдению А. А. Припадчева, язык древнерусского периода функционально ориентирован на реальное время, хотя многие современные исследователи подробно говорят о двух типах времени в целом – векторном и циклическом. На самом деле, языковая векторная картина мира, обобщая отраженные (реальные) и порожденные (мыслимые) представления человека, опережала его сакральные циклические представления [35].

Можно говорить о том, что досредневековая история во многом подготовила бытие индивидуума Средневековья, учитывая движение прогресса в истории человечества. Однако и дописьменная история, и свидетельства древнейших цивилизаций дают нам весьма мало фактов и знаний о ментальных процессах. Например, вопрос о «конкретном – абстрактном» в культуре и языке классического Востока, взаимодействии субъекта и реальности в культуре и языке первобытного общества, «вечном – невечном» в культуре и языке древних греков остается открытым [6; 7; 45, с. 7 и далее]. Тексты пирамид показывают, что уже в древнем Египте (и Месопотамии) существовало абстрактное восприятие времени, вечности и бесконечности как формы существования материи [10, с. 8–9]. Но при этом мы должны учесть, что разное время характеризуют разные конкретности и разные абстрактности.

Человеку архаического общества, как известно, присуще было наивно-целостное понимание окружающего мира как неотъемлемой части Вселенной. Себя он воспринимал в единстве с Космосом и космическими ритмами [46, с. 29]. В языческом мировоззрении боги также имманентны природе, а ей свойственно вечное возвращение, то есть возрождение времени и циклические круговороты во Вселенной. Смену времен года, месяцев, суток связывали с круговоротом движения планет: Солнца (Древний Рим), Луны (Древний Вавилон), Луны и Солнца (Древняя Русь), Сириуса (Древний Египет) и т. д. Неделя была вычленена по количеству видимых планет [14, с. 9].

Итак, в основе летоисчисления и в целом временных представлений древнего человека лежал природно-космогонический творческий акт, биокосмические ритмы. В соответствии с этим строилась его жизнь (семейная, трудовая, хозяйственная и т. д.).

Сравнение языковой картины мира разных этносов на материале народных календарей (например, славянорусского и монгольского) убедительно свидетельствуют об этом, отражая, вместе с тем, специфику их ментальности и культуры [16]. Само название космоса у древнего русича по семейному признаку – вселенная – говорит о том, что миры физической природы, времени, слова и нравственности (образ материальной и духовной жизни) в мировоззрении наших предков связаны с некоей общематериальной основой, вселенским белым светом, что достаточно полно и глубоко раскрыл в своей монографии профессор В. В. Колесов [20], см. также [13].

Современная наука (биология, лингвистика, культурология) располагают данными о двух стратегиях отношения человека к миру. Они связаны с двумя разными теоретико-информационными структурами: законосообразный мир (мир законов) и вероятностный мир (мир, управляемый случайностью). Эти миры дополняют друг друга и составляют основу человеческой культуры [27; 45]. В условиях Древнего мира доминировала вторая концепция, ибо выбор и интерпретация имели особое значение для человека, к которому природа относилась и милостиво, и сурово. Ранняя культура в связи с этими обстоятельствами была в высшей степени символична, а потому и назвали ее мифопоэтической [33; 27, с. 212 и след.].

В основе этой концепции лежало представление о мире как едином целом, а субъект (S) являлся его частью. Как показал Г. Франкфорт, не было различия между субъектом (S) и реальностью (R), также не было различия между реальностью и воображением [10]. Это и выражалось мифом-символом, который по содержанию являлся образным понятием. Мифопоэтическая мысль не знала «мертвой материи» и видела мир в целом одушевленным, а потому не способна была покинуть область конкретного, и понятия толковались как факты сами по себе. Отсюда не было различия между вещью и словом. Это отмечали в своих работах А. А. Потебня, В. С. Соловьев, А. Ф. Лосев.

15 Мар 2024 в 13:44. В рубриках: Философская антропология, философия культуры. Автор: kris

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.