В контексте данной артикуляции киноверсии повести братьев Стругацких «Гадкие лебеди» попробуем переставить местами прочтение повести и просмотр фильма с одноимённым названием. Повод для этого дали сценаристы К. Лопушанский и В. Рыбаков, создав самостоятельный сценарий, опубликованный как отдельное произведение. Начиная с чистого листа, не будучи знакомым с литературной основой, зритель глазами главного героя Виктора Банева видит горящие деревья при подъезде к городу. Он хочет спасти свою дочь, увезя её из города, в котором должна произойти химическая атака. Зловещая аномальная зона, тщательно охраняемая военными из сил ООН, не пропускающая в себя, обнесенная колючей проволокой, за которой трупы пытавшихся проникнуть в неё. Вокруг зоны тщета усилий международных комиссий в беспомощности предпринять энергичные меры для спасения жителей города. Апокалиптичность ситуации постоянно выносится режиссёром в центр киноверсии, строящим вокруг зоны действие героев, задавая зрителю настрой неизбежности трагического финала. У режиссёра получился другой, отличный от литературного источника образ главного героя: писатель Виктор Банев почти непьющий, не развивающий лирическую линию с китаянкой (!), прячущий детей в замкнутом бункере без воздуха, с ужасом беседующий с дочерью Ирой в специальном закрытом заведении. И никого не спасающий для стерильного светлого будущего.

Что сохранил режиссёр в фильме без купюр – это разговор писателя с учениками школы. Дети будущего с безэмоциональными лицами одерживают интеллектуальную победу над Виктором Баневым, гостем, специально приглашённым для встречи, поскольку писатель отражает общественные процессы, он – голос народа. В фильме, как и в повести, это стержневой полилог и спасибо такту режиссёра, оставившему его без трансформаций. Если бы этот разговор по воле сценаристов был бы измят или изъят, то он окончательно выхолостил бы первоначальный замысел повести о бескровном даже не конфликте, а противоестественном состоянии отцов и детей, о приоритетности, хотя довольно сомнительном, младшего поколения над старшим.

Фильм нивелировал ещё одну важную идею повести – противопоставление авторитарной власти интеллектуального героя, обременённого такими субстанциями, как совесть, ответственность, тревога за происходящее. В фильме показано потребительское общество, но не бунт против авторитаризма, как в повести.

Сценаристы создали свой фильм, сделав своеобразной подложкой повесть Стругацких, перекроив по своему усмотрению сам первоначальный смысл, дух, настрой, идею. Но самостоятельный фильм с аллюзией на Тарковского снят, с точки зрения кинокритика Романа Корнеева, по законам современного кино. Учтены требования к технике съёмки, с современным звуком (и отличной музыкой Андрея Сигле), с ярким кадром, с богатой камерой, с должным количеством весьма примечательных (вольных или невольных) отсылок к самым разнообразным фильмам современности. Фильм плотно вписывается и в каноны триллера, и в каноны драмы, не забывает и о фантастике, которая тут, слава богу, показана не визэффектами, а настроем кадра, почерпнутым именно из богатого на эксперименты мира хоррора и трэша [4].

В киноверсии сценаристы Константин Лопушанский и Вячеслав Рыбаков убрали состояние всепобеждающего гуманизма, дающего надежду и на прекрасное сегодняшнее, и на не менее прекрасное светлое будущее. После просмотра фильма Борис Стругацкий отметил отсутствие утраты духа повести и противоречия с идеологией автора. Возможно потому, что участие в работе над фильмом он не принимал, а дистанциированно за внешними кинематографическими приёмами не усмотрел серьёзных расхождений с режиссёрским воплощением повести. В фильме нет диалога ни между Ирой и Баневым, ни между отцами и детьми: все изолированы друг от друга, возможно, постоянно льющимися потоками дождя, а посему не прощены и не прощают, не понимают и не принимают призыв к контакту стремительно разбегающегося настоящего и будущего.

15 Мар 2024 в 09:36. В рубриках: Теория и история культуры, искусства. Автор: kris

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.