Пифагорейцы продолжили исследования Пифагора и выдвинули идею о связи высоты тона с быстротой движения и частотой колебаний. Так, Архит Тарентский в трактате «Гармоника» закладывает основы музыкальной акустики и дает представление о динамическом движении звука: «…из звуков, которые [нами] ощущаются, те кажутся высокими, которые получаются от ударов с быстротой и силой, а те, которые идут медленно и слабо, кажутся нам низкими […] Звуки, издаваемые сильным движением, будут громкими и высокими. Издаваемые [же] слабым дыханием – будут слабыми и низкими» [14, с. 447].

Идея Архита о том, что высота звука зависит от его скорости, стала общепринятой в эпоху Античности. Он разработал математическую теорию гармонических интервалов для всех трех тетрахордов (диатонического, хроматического и энгармонического). В учении о гармонической пропорции мыслитель дает характеристику музыкальных тонов и интервалов, высчитывает значения кварты, квинты, октавы и терции. Таким образом, продолжается развитие многообразия гармонических интервалов, составляющих основу мелодики.

В целом античные ученые понимали гармонию (гармонику) не как одновременное взятие различных разновысотных звуков, принятое в наше время, а как последовательное соединение звуков, т. е. мелодию.Заметим, что эту точку зрения поддерживали и теоретики Средневековья. Так, например, Исидор Севильский в «Этимологии» излагает следующее понимание музыкальной гармонии: «Гармония – это мелодия голоса и согласование многих звуков, соответствующих друг другу» [7, с. 160].

Следуя за пифогорейской эстетикой, Платон в диалоге «Тимей» проводит аналогию между музыкальной и космической гармониями, развивает теорию «небесного гептахорда». Музы даровали гармонию «как средство против разлада в круговращении души, долженствующее привести ее к строю и согласованности с самой собой» [12, с. 488]. В ней (гармонии) он видит общность отношений между семью небесными планетами и музыкальными интервалами. Обращаясь к идеям Гераклита, Платон утверждает, что звук, который издается натянутой струной, является удвоенным. И эти два звука слышатся человеком не по отдельности, а в виде стремления одного звука к другому. Из этого следует, что каждый отдельный взятый музыкальный звук тоже есть в некотором роде натянутая тетива. В этом заключается один из аспектов гармонии.

Здесь мы подошли к той тенденции обозначения гармонии (иногда употреблялось «гармоника»), которая была принята в платоновско-пифагорейской традиции, а именно: гармония – это интервал, соединяющий все звуковысотные различия в пределах октавы (др.-греч. διὰ πασῶν – «через все»), и как лад в общем музыкально-эстетическом смысле «порядок в звуках, являющийся при смешении высокого и низкого тонов, носит имя гармонию» [13, с. 131].

Продолжение риторики пифагорейцев о сути гармонии обнаруживаем в трудах Аристотеля. Мыслитель утверждает: «Движение [светил] рождает гармонию (ἁρμονίαν), поскольку возникающие при этом [движении] звучания благозвучны (σύμφωνοιψόφοι) <…> скорости [светил], рассчитанные в зависимости от расстояний [между ними], выражаются числовыми отношениями консонансов» [3, с. 263]. Философ подчеркивает: «Душа тоже есть некая гармония, гармония же – это смешение и сочетание противоположностей; из противоположностей составлено и тело» [2, с. 384]. Аристотель считает принципиально невозможным проведение различия между гармонией души и тела, гармонией музыкальных звуков и гармонией мироздания. В контексте заявленной нами проблематики в этом месте видим связь между интонацией (пока в терминах благозвучности, и расстояния между звуками) и гармонией как онтологическим ее основанием.

08 Мар 2023 в 20:48. В рубриках: Арт-заметки. Автор: admin_lgaki

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.