УДК 801.73

В. В. Патерыкина

Поэт приходит в то время, когда чувствует, что это время именно его и оно сможет его принять. А оценить или нет – вечный вопрос творящей личности, опередившей готовность своих современников к осмыслению созданного и принесенного автором. Так случилось с творчеством Александра Михайловича Литвинова – до конца неоцененным, сколько бы ни было сказано и написано об этом сказочнике, поэте, музыканте, певце, художнике. Годы пребывания в этом мире (11.06.1970 – 21.08.1999) А. М. Литвинова как раз очень удачно (или неудачно) совпали со временем достаточно бурным, непредсказуемым в своём социальном и творческом исполнении. Удачно потому, что среди рвущих звуком пространство исполнителей его творчество стояло обособленно, и можно было не в подражательстве, а в переосмыслении творить своё неповторимое, узнаваемое. А неудачно потому, что иссякание века сопрягалось с социальными потрясениями вселенского масштаба, не дающими точки успокоения.

Ранний уход из жизни поэта на излёте ХХ века совпал со временем угасания, размывания, отстранённости постмодерна и переходом к метамодерну, преподнёсшему свои маркеры осциллографии и вечного колебания. Наступление нового столетия и нового тысячелетия предложило новую модель ощущения мира. Философ, культуролог, литературовед Михаил Эпштейн в журнале «Знамя» опубликовал статью «Début de sieсle, или От пост- к прото-. Манифест нового века», в которой ещё в 2001 году разграничил две ситуации – постмодерн и метамодерн – событиями 11 сентября 2001 года (терактом – взрывом башен-близнецов в Нью-Йорке). Говоря об окончании эпохи с приставкой «пост-», Михаил Эпштейн вводит новый термин с приставкой «прото-» – протеизм, за которым стоит сращение мозга и вселенной, техники и органики, создание мыслящих машин, работающих атомов и квантов, смыслопроводящих физических полей, доведение всех бытийных процессов до скорости мысли. Последние десятилетия ХХ века преподносят скептико-гедонистическое чувство завершенности и исчерпанности всех культурных форм: остается только играть ими, по-новому сочетать, повторять – уже в кавычках – то, что было сказано другими [4]. Мир плавно стал обвиваться пост-постмодерном или метамодерном с начала 2000-х годов.

А пока ситуация постмодерна, возможно не осмысливаемая и не принимаемая поэтом (писал как писалось – без беспокойства совпадения или несовпадения с этой эпохой, попаданием или непопаданием в её стандарты), но исподволь, фоном для творчества А. М. Литвинова дающая о себе знать. Они не в абсолюте поняли друг друга, не в абсолюте сошлись маркерами не просто по времени одновременного пребывания, но по тем настроениям, которые были предложены друг другу. Заявить о том, что Литвинов не был проекцией своего времени, было бы слишком дерзко и радикально. Но отстранённо в своём полном непопадании в сущность предложенной эпохи поэт воспринял её позиции смещения смыслов, замешанных на иронии, пастише, инверсии.

А. М. Литвинов пришёл в ситуацию постмодерна, когда всё уже было разрешено при том, что всё уже сказано. Нужно было найти свою нишу, и она нашлась – удивительно спокойная, человечная, без надрыва и пафоса, объемлющая фольклор, аристократизм, городской романс, бардовскую песню, рок. Постмодерну в наследие от предшествующих культурных эпох осталась лоскутность, коллажность, создаваемая из того, что осталось незадействованным. В постмодернистской эклектике Литвинов сшивает из этих лоскутов свой текст, который и есть ткань яркая, узнаваемая, пёстрая, сказочная. И это в том состоянии, когда постмодерн предложил свои маркеры иронии, децентрализации истины, пастиша, наличия симулякров, шизоидности, абсурдности. Именно абсурд принимает причинно-следственные связи как бессмыслицы, не подверженные внятному рациональному объяснению. Но для ХХ века абсурд – единственная связь, объединяющая человека с миром, как определяет этот маркер Альбер Камю в эссе «Миф о Сизифе», поскольку и человек, и мир происходят друг от друга [2, с. 34]. Для А. Камю, пребывающего в атеистическом экзистенциализме, мир и не слишком рационален, и не так уж иррационален. Он просто неразумен, и в нём абсурд умирает, если от него отворачиваются. Смысл в абсурде наличествует, но его затеняет инверсия, при которой достаточно поменять слова местами для того, чтобы произошло саморазрушение, сотворилась нелепица, противная обыденной логике.

19 Окт 2022 в 11:23. В рубриках: Культура: люди и судьбы. Автор: admin_lgaki

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.