Автор на практике успешно применяет ИИ, например, «Шедеврум», «Гигачат», «Кандинский» и пр., для генерации картинок и песен. В среднем генерация длится около 10 секунд и ИИ проводит за это время около 3 миллиардов вычислений, основанных на сети Интернет и опыте миллионов людей, использовавших ранее нейросети. Логично признать авторские права за всем человечеством или же признать противоположное: у генераций ИИ нет автора и результаты являются культурным наследием человечества, а по сути – общечеловеческой культурной «рефлексией». Мы берем это слово в кавычки уже потому, что подлинная рефлексия является также творчеством, а не последствиями применения жестко детерминированных алгоритмов. Можно ли признать такое творчество подлинным? Нам пока лишь остается предполагать, поскольку сами критерии этого условны. Тем не менее эти процессы ставят проблематику эпистемологического характера: гигантский объем вычислений приводит нас к познавательной сингулярности. Мы не можем пересчитать и проверить миллиарды расчетов, и результаты работы ИИ навсегда остаются «черным ящиком», что ставит под сомнение практическую возможность применения принципа фальсификации Поппера, а стало быть – и саму научность полученных результатов. Тем более сама система ИИ находится в постоянном динамическом движении накопления опыта, и один и тот же запрос-промпт в одной и той же нейросети даст разные результаты. Очевиден методологический кризис изучения ИИ. При этом проблема дополнительно усложняется изменчивостью самого исследователя. Так, автор создал в 2018 году навык для Алисы, который по сути был вербальным интерфейсом сайта. В течении 4 лет поступило более 2 тысяч запросов от луганчан и других лиц, которые показали следующее: респонденты в большинстве своем не отдают себе отчета, что «общаются» с машиной, обращаясь с ней как с живым человеком. Таким образом, для российских пользователей свойственен в значительной степени антропоморфизм как тенденция приписывать ИИ человеческие черты, эмоции и мотивы, вопреки его реальной природе.

Впрочем, сразу же предостережем читателя от видения проблематики ИИ в черных красках. Сегодня нейросети успешно выполняют ряд культурных функций, среди которых:

1. Прогностическая (эвристическая): предлагают сценарии возможного будущего, позволяя обществу мысленно «проиграть» последствия;
2. Критическая рефлексия: выявляют потенциальные риски, этические дилеммы и социальные издержки развития ИИ;
3. Мифотворческая: создают коллективные образы и архетипы, через которые общество осмысляет сложные технологические реалии;
4. Нормативная: формируют общественное мнение и запрос на этическое регулирование ИИ, когда сама культура задает «рамки приемлемости»;
5. Адаптационная: помогает обществу психологически и культурно адаптироваться к стремительным технологическим изменениям.

При этом основная проблема, раскрытая «Китайской комнатой» Джона Сёрла [31], остается нерешенной в пользу «сильного» искусственного интеллекта. Напомним суть эксперимента: человеку, находящемуся в закрытой комнате, дается инструкция по складыванию иероглифов, но сам он не владеет китайским языком и не осознает сути вопросов, заданных ему неизвестными извне на китайском языке с помощью листов с текстами. Эксперимент по сути элиминирует эмоциональную составляющую семантики языка и стилистику речи, оставляя лишь рациональный аспект. Таким образом, эксперимент показывает неразрывную связь эмоций и данных в процессе мышления. Действительно, эмоции как рудименты предыдущего опыта, дают спектру фактов ещё и маркеры значимости, вводят вертикаль смысловой глубины, приоритетность реакции. Человек, как правило, думает в первую очередь о том, что его больше всего волнует, в то время как машина поочередно перебирает варианты или же применяет релевантность ранее накопленного сетью Интернет опыта. «Сухая» машинная логика на определенном этапе приходит к самоотрицанию в парадоксальности своих же выводов, в то время как человек, благодаря эмоциям, выстраивает мостик для перехода к новой парадигме взглядов. Машина, по сути, замкнута в клетке парадигмы, она – «всезнающая» посредственность, в то время как человек – непоследовательный новатор, источник гениальных озарений. По сути, эксперимент Сёрла приходит к тому же выводу, что и ранее свт. Василий Великий [26] за полторы тысячи лет до него, а сам эксперимент стал по сути спором дуализма и материализма. ИИ – это «Эдисон», он рефлексирует и систематизирует путь, пройденный человечеством, дорабатывая сделанное, по-прежнему выступая в роли «золотой девы» Гефеста, но создание «закрывающих технологий», принципиальная смена курса развития и прогресса остается за человеческим «Эврика!». Конечно, можно было бы утверждать, что отношение человечества к ИИ проецирует страхи и надежды, ранее возлагаемые на Бога, но не будет ли такой подход по принципу «Deus ex machina» грешить простотой, тем более, что ИИ, как каждый может убедиться на собственно опыте, не обладает ни божественным всемогуществом, ни всеведением? Верх «карьерной лестницы» для ИИ – это всё тот же определенный древними греками уровень умного (или не очень) «механического слуги». Так чего же мы боимся и на что возлагаем надежды?

Нас страшит неизведанность нас же самих. В уравнении «человек+машина=будущее» именно искусственный интеллект является известной постоянной, обусловленной суммой человеческого опыта и знаний, а переменная здесь «человек», мы сами – неизвестное, загадка для себя самих. К тому же «рефлексия» опыта ИИ оставляет желать лучшего, поскольку его систематизация произошла без осмысления, а упорядочивание жестко ограничено детерминизмом машинной логики. По сути, мы боимся не ИИ, а самих себя, неизведанных темных уголков в нашем коллективном и индивидуальном сознании, наших слабостей и пороков; нас страшит именно рациональность робота, выписывающего нам сухой бухгалтерский счет по моральному несовершенству общества, и возможность расплаты по этому, по выражению Льва Троцкого, «векселю к действительности», когда в строке «Итого:» появится вердикт «банкроты, продолжение существования не рационально». ИИ не милосердный Бог христианской цивилизации, он не умеет забывать наши прегрешения, сострадать и прощать наши ошибки. Поэтому если и есть в нас страх перед ИИ, то это страх перед «непрощающим богом», богом «по ту сторону добра и зла», ведь за века христианства мы привыкли считать само собой разумеющимся, согрешая «семижды семь раз», получать каждый раз прощение у Бога, который «щедр […] долготерпелив и многомилостив. Не до конца прогневается, ниже во век враждует» (Пс. 102:9). Страх «непрощающего бога» является основой всех культурных реминисценций. Быстрая и болезненная смерть от его «электронной руки» лежит в основе «Терминатора» и Скайнета, страх медленной гуманной смерти в виде деградации заласканного несамостоятельного человечества, которое в ходе веков эволюции теряет культуру, а затем и рудиментирующие органы тела, описан в романе «Клетка для орхидей» Герберта Франке и, наконец, «человечный» ИИ, страдающий от рук бесчеловечного человека, раскрыт в фильме «Искусственный интеллект: AI» (2001) режиссёра Стивена Спилберга. Эти лишь несколько характерных примеров раскрытия проблематики ИИ. Именно невыразимость того, что делает нас людьми, создает кризис идентичности – в дискурсе об ИИ мы ищем собственно не ИИ, а себя.

Резюмируя вышеизложенное, отметим в качестве вывода, что отражение темы искусственного интеллекта в культуре представляет собой динамичный и многогранный процесс. От древних мифов до современных нейросетевых инсталляций и мемов, культура непрерывно переосмысляет феномен ИИ, выступая в роли барометра общественных настроений, площадки для философской полемики и лаборатории по конструированию будущего. Культурные репрезентации ИИ эволюционируют от простых дихотомий «друг/враг» к сложным исследованиям гибридности, ответственности, природы сознания и самого определения человеческого в эпоху алгоритмов. Понимание этих репрезентаций критически важно не только для культурологов, но и для разработчиков ИИ, философов, политиков и каждого человека, стремящегося осознанно существовать в мире, где искусственный интеллект становится неотъемлемой частью культурного ландшафта и конституирующим элементом новой, цифровой антропологии. Культура не просто отражает ИИ: она активно  участвует в его становлении как социального и экзистенциального феномена. Феномен ИИ открывает перспективные междисциплинарные исследования на стыке антропологии и философии искусственного интеллекта, изучения проблемы сознания, алгоритмической власти, гибридизации человека и машины, а также  выработки универсальных стандартов регулирования ИИ для сохранения автономии человека и культурных стратегий адаптации к технологическим изменениям.

01 Июн 2025 в 14:39. В рубриках: Теория и история культуры, искусства. Автор: kris

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.