Режиссерская воля заставляет Румату включать режим самоуничтожения, но в итоге земляне спасают наблюдателя и забирают его на Землю. Еще одно смысловое перенесение в экранную версию самостоятельного режиссерского фрагмента: земным оружием поэт убивает воплощение зла – серых. Но это все равно убийство, каким бы оружием оно ни осуществлялось. Причем режиссер возлагает данную миссию именно на человека, призванного изменять мир через слово. В фильме сделан упор на физическую силу, а не разум. У режиссера роман Стругацких превратился в боевик, приправленный немного мыслью, немного животными страстями.

Летательный аппарат землян, отправленный к неназванной планете для спасения наблюдателя, арканарцы принимают за глаз бога. Да и самого Румату чтят как бога, ведь он не похож на них. Бог для жителей Арканара и Бог вселенский для землян разные. Земляне – боги для жителей наблюдаемой планеты, так как вторжение в ход истории подвластно только богам. Однако П. Фляйшман подводит зрителя к мысли о том, что земляне наблюдают за другими планетами, чтобы помочь себе, поскольку они сами осознают, что могут скатиться во мрак. Так боги ли они?

В 2013 году состоялась вторая экранизация романа, на этот раз ее автором стал А. Герман. Фильм снимался 14 лет, начиная с 1999 года, то есть работа над ним была начата через 10 лет после выхода на экраны первой визуальной версии. Режиссер еще дальше отошел от литературного первоисточнка, нежели его предшественник, оставив за кадром гуманистическую линию книги и выбросив на экранное полотно скотство человеческой натуры вне зависимости от конкретного исторического времени. Будучи автором сценария, что, вероятно, дало ему право отойти от текста повести, А. Герман отстраняет земных наблюдателей от арканарцев, сведя к минимуму их основную миссию наблюдения, хотя и роман, и фильм не о наблюдении землянами другой цивилизации, а о самих землянах.

Начало создания данной киноверсии – излет постмодерна, маркерами которого были отсутствие истины, всеобщая ирония, ризомность, пастиш, симулякры. Средневековье неназванной планеты – фон для визуализации утраты идеалов под действием обстоятельств, невмешательство в дела других людей и события, борьба зла против зла методами зла. Режиссер забрасывает экран грязью, чтобы оттенить помыслы героя, но каковы они – трудно понять, поскольку смыты дождем и обмазаны этой же грязью, от которой не отмыться, не спрятаться за аромат роз, разбрасываемых на тела мертвых и пока еще живых людей и в эту самую грязь. Возможно, по замыслу режиссера, показ антиподов – чистоты и грязи – есть суть человеческого естества.

Имеет ли режиссер право на собственное прочтение первоисточника? Очевидно, да. Но где грань субъективного видения, которую А. Герман перешагивает, нисколько не беспокоясь об адекватности собственного интерпретирования, добавляя собственный текст, смещая акценты, меняя смысловые нагрузки? Румата превращен им в жесткого и отнюдь не благородного дона. Кира волей режиссера переплавлена в колючее и не умеющее любить существо, что вряд ли оправдывает такую ничем не обусловленную трактовку. Русский критик В. Белинский, говоря об искусстве, отмечал, что оно есть непосредственное созерцание истины, мышление образами. От режиссера невозможно требовать буквального переноса смысла литературного источника на экран, ведь он мыслит субъективными образами, не всегда совпадающими с литературной основой. Тем более если учесть, что готовились экранизации в ситуации постмодерна, когда Ролан Барт провозгласил смерть автора, поскольку каждый реципиент творит свою версию текста, которым является весь мир. И версии двух экранизаций творятся реципиентами по своему образу и подобию. Цель режиссера не повторить книгу, визуализировав ее. Книга – ствол, экранизации – ответвления: посыл книги переплавляется в посыл фильма, и в этом действии требовать равенства «фильм – книга» и невозможно, и не нужно.

В отличие от П. Фляйшмана А. Герман выбирает черно-белую палитру кадра, и действие разворачивается не в горах, а в основном в городе. Так А. Герман представляет жизнь на неназванной планете в городе Арканаре, где вечно идут дожди, которые, однако, не смывают нечистоты ни с тел, ни с душ. Авторским правом режиссер добавляет комментаторский текст, озвучиваемый голосом за кадром. Румата в версии А. Германа – играющий на музыкальных инструментах, раздающий тумаки, иногда философствующий, обмазывающийся и обмазывающий фекалиями средневековый благородный рыцарь. При этом его слуги носят на шеях колодки усмирения и скованы цепями, им можно плеснуть в лицо водой из кадки, они закрывают уши при господской игре на музыкальных инструментах. Но он против насилия! Единственное, о чем сожалеет благородный дон Румата: «Жаль, рабы подешевели». У Стругацких Румата светел, а у А. Германа он без раздвоения, слившийся с жителями Арканара и живущий по их законам. Возможно, этим режиссер так законспирировал земного наблюдателя, что его невозможно отличить от арканарцев. Он представляет героя разыгрывающим вялую клоунаду, отказывая ему в динамике.

29 Дек 2023 в 08:29. В рубриках: Философская антропология, философия культуры. Автор: kris

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.