УДК 130.2

В. Ю. Даренский

Первые философские рефлексии над феноменом диалога в европейской традиции возникают одновременно с появлением самого диалога как формы и жанра философского мышления – у Сократа. Первой философской концепцией диалога стала идея майевтики, в которой диалог получил интерпретацию через натуралистическую метафору «рóдов» мысли (что вообще соответствует особенностям античного стиля мышления). В свою очередь, сущностный диалогизм древнегреческой мысли обусловлен самими основаниями этой культуры, своеобразной «проформой» которой была трагедия. Именно трагедия стала первой манифестацией диалогического мировоззрения, поскольку она возникла как диалогизация мистерий Диониса: как отмечал в «Поэтике» Аристотель, трагедия возникла в тот момент, когда Эсхил ввел в представление второго актера, «ограничил хоровые части и предоставил главную роль диалогу» [3, с. 118]. Эта специфика диалога как не только жанра мышления, а именно как способа миропонимания и своеобразного принципа бытия мира получила свое рефлективное осознание уже в философии неоплатоников, в частности в анонимном трактате «Пролегомены к платоновской философии», автор которого писал: «Диалог – это своеобразный космос. Подобно тому, как в диалоге звучат речи разных лиц в соответствии с тем, что присуще каждому из них, так и в космосе есть разные явления, каждое из которых звучит по-своему» [2, с. 490]. Впрочем, этот тезис не является метафорическим антропоморфизмом, но опирается на самый архаичный опыт культуры: в частности, в праздничных играх архаических народов – словесных поединках (соревнования хоров и бардов) – символизировалась «борьба первобытных космических сил» и имел место «религиозный обряд в форме космологической драмы» [16, с. 99]. Позже этот опыт был использован в первых философских школах.

Вместе с тем уже у Платона, как справедливо отмечает А. Белый, происходила своеобразная формализация диалога: «Речь идет о введении в диалогическую структуру условного собеседника, что лишь подыгрывает корифею в развертывании его мысли. Условный собеседник символизирует также одну из самых существенных черт социальной коммуникации в целом, а именно – вмонтированность в любое коммуникативное действие воли к власти, а следовательно, и стремления возразить другому, разуверить его, сделать „обмен” неэквивалентным. Имитация партнера в платоновском диалоге создает также прообраз того, что можно было бы назвать институционализацией истины» [5, с. 29]. В свою очередь современный немецкий исследователь Т. Эберт также указывает на сущностную манипулятивность сократовского диалога, в котором «и спрашивающий, и отвечающий, подчиняются четкой дисциплине: тот, кто задает вопрос, не должен критиковать взгляды своего собеседника, которые ему кажутся ошибочными, поскольку на основании самих по себе вопросов, поставленных в диалектическом диалоге… нельзя делать выводы о мнении спрашивающего (и еще менее о взглядах автора). Дело в том, что объективно неправильный ответ с точки зрения спрашивающего часто оказывается „правильным”, то есть таким именно ответом, служащим его цели – получению парадоксальных выводов» [27, с. 58–59]. Этот процесс имеет далекие последствия в западной культуре, для которой институционализация диалогического общения вплоть до перехода к откровенной манипуляции общением является весьма характерной.

30 Дек 2020 в 11:04. В рубриках: Социум. Автор: admin_lgaki

Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.